Духовная качественность общей молитвы

Духовная качественность общей молитвы

Духовная качественность общественной молитвы. 

«Работайте Господеви со страхом и радуйтеся Ему с трепетом » (Пс. 2, 11 ), – призывает Псалмопевец, и в священном повествовании всего Ветхого Завета мы видим исполнение этого призыва во всех образах возношения человеком хвалы Богу.

И хотя сущность и выявление ветхозаветного храмового богослужения составляли жертвоприношения, но, в то же время, в него всегда входил музыкально-певческий элемент, и это в такой мере, что богослужение, в его целом, превращалось в торжественную музыку и пение, выраженные в многообразном славословии через богодухновенные псалмы пророка Давида. Достаточно вспомнить, что хор храма составляли 9600 певчих, арфистов, цимбалистов и гуслистов…

Подобно этому и Новый Завет открывается радостно-дивной благовещенской песнью Архангела Гавриила: «Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою, благословенна Ты в женах» (Лк. 1, 28), а пришествие в мир Спасителя возвещается песнью славословия многочисленного воинства небесных сил: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в чел овец ех благоволение» (Лк. 2. 13–14). Прекрасны и евангельские песни Елисаветы, Божией Матери, Захарии и Симеона Богоприимца.

Ведь и самое начало христианскому богослужебному пению было положено Господом нашим Иисусом Христом на Тайной вечери, когда Он, после установления таинства Евхаристии, отправляясь на вольные страдания, в последний раз в Своей земной жизни воспел со Своими учениками псалмы. О славословии Бога в молитвенных пениях христиан свидетельствовал Вифанский проконсул Плиний Секунд, доносивший императору Траяну о своем расследовании дел христиан: «Они (христиане) клянутся, что вся их вина и заблуждение состоит в том, что они имеют обыкновение сходиться в известный день перед рассветом и петь попеременно друг с другом песнь Христу, как Богу» (111–114 года).

В одном из своих предсмертных посланий к своей пастве, св. муч. Игнатий Богоносец обращается к ней с таким призывом: «Составляйте из себя хор, чтобы, согласно настроенные в единомыслии, дружно начавши песнь Богу, вы единогласно пели ее Отцу через Иисуса Христа». Прошло с тех пор двадцать веков… Спросим себя: возросли ли мы духовно в одухотворенном проявлении общественной молитвы, соединенной со славословием в единогласном пении, по слову св. Игнатия Богоносца?

Не привел ли общий упадок религиозного и церковного сознания в наши апостасийные дни к тому, что мы забыли идеал православного христианского Богослужения, заключающегося в том, чтобы все молящиеся принимали в нем участие?

Вопрос этот по всей своей важности должен бы стоять у нас на первом месте, в целях неустанной борьбы за исполнение истинных начал православного Богослужения. Между тем, видим мы,– мало кем освещается этот главенствующий вопрос.

Для вящего его уяснения и в искреннем желании хотя бы в малой мере способствовать нашему духовному оздоровлению, обратимся и к исторической и к житейской стороне упомянутого выше вопроса.

Обратим наше внимание на слова св. Игнатия Богоносца: «в единомыслии… единогласно петь Богу». Ибо этот же призыв мы слышим в чине литургии: «И даждь нам единеми усты и едином сердцем славити и воспевати Пречестное и Великолепое Имя Твое…»

Под «единеми усты», конечно, подразумевается пение в храме всенародное, то есть исполненное живого и сознательного участия всех «предстоящих и молящихся братий» в совершаемом богослужении, а не одно лишь формальное присутствование в храме, хотя, может быть, и находящее выражение в своей частной, личной молитве.

Заметим и то, что слово лик, то есть хор, в Типиконе и в богослужебных книгах весьма часто заменяется словом мы, или же – поют люди, так как из самого текста нашего богослужения видно, что на возгласы священнослужителя должны отвечать все молящиеся.

Ясно, что все молящиеся должны принимать участие и в пении, есди и не во всех, то, во всяком случае, в большинстве богослужебных песнопений, не оставаясь только безмолвными зрителями и слушателями, ибо в церковь приходят не только для того, чтобы посмотреть и послушать «красивое пение», а приходят для общей (общественной) молитвы, в коей все должны принимать посильное участие и, притом, участие духовно-зрительное и сознательное. Тем более повелительно такое участие в пении Символа веры как нашего общего исповедания православной веры и ее утверждения, а равно и в пении молитвы Господней «Отче наиТ, возносимой от лица Церкви и всех нас, ее чад, к Богу, Отцу нашему небесному. «Душевное», то есть эстетическое, пение проникло к нам, в течение двух последних столетий, под влиянием нахлынувших в Россию итальянских певцов, и наше церковное пение почти целиком поддалось этому вредному влиянию.

Многие выдающиеся наши архипастыри глубоко скорбели об этом. Особенно красноречиво об искажении церковного пения высказался архиепископ Арсений Новгородский: «Церковные певцы вообразили себя артистами и стали думать, что своим, чуждым богослужебному характеру, пением делают услугу Господу. Вместо исполнения, например, Херувимской песни в строгих тонах, берут для нее вольные мелодии. И это в то время, когда священнослужитель готовится к совершению таинства св. Евхаристии. И не стыдно, и не грешно нам! И не думаем мы, какую ответственность несем за эту профанацию богослужения своим пением…

Древнее церковное наше пение, выражавшее благочестивый дух русского народа, забытой заменено измышлениями нового, чуждого духу нашего народа, пения. Забыто, что клирос – не эстрада для актеров и что в церкви должно быть все свято».

В результате такого забвения истинно-церковного пения мы видим, что даже и гласового пения не знают, да им и не интересуются. На литургии часто не могут должным образом пропеть тропари, а вместо запричастного стиха преподносят «слушателям», к тому времени собравшимся в храме, «красивое пение», настоящий оперный «концерт» (между прочим, словосочетание «духовный концерт» прочно вошло в церковный обиход!).

Желание не искренно помолиться, а блеснуть своим искусством, нередко приводит к очень нежелательным явлениям: есть хоры, в которые для улучшения профессионального исполнения концертного пения, приглашаются за вознаграждение певцы из иноверцев. По апостольским же правилам иноверцы не имеют права даже присутствовать на литургии верных.

Церковь – не концерт и не театр, а молитвенное собрание верных: могут ли принимать участие в молитве «единеми усты и единем сердцем» люди, не принадлежащие к нашей Православной Церкви? Только утрата благоговейного и живого чувства истинной церковности способна приводить к подобным явлениям.

Нужно попутно отметить не только забвение истинно-церковного пения, но и многие вольности церковных хоров. Примеров таких вольностей множество: начать с того, что регенты зачастую исполняют за богослужением собственные композиции, без надлежащего одобрения высшей церковной власти, в силу чего богослужение становится делом личного произвола. Нельзя обойти молчанием и вопрос о церковной дисциплине, о благочинии певчих на клиросе.

Певчие у нас в большинстве случаев считают, что их назначение не молиться, а исполнять певческую работу, во время которой можно вести себя довольно свободно, допуская праздные разговоры, шутки и даже смех в такой степени, что священник вынужден задерживать очередной возглас.

Бывают и такие прискорбные, даже кощунственные, случаи, когда какой-нибудь клирошанин читает газету, воспользовавшись перерывом в пении при чтении Апостола или даже Евангелия. А иногда – и выходят из храма покурить. Казалось бы, в церковный хор должны идти люди, не только желающие «попеть», но и дорожащие Церковью и чтущие ее святость… Внятное и выразительное чтение и пение на клиросе является в наших храмах исключением. По этому поводу приведем поучение св. праведника Иоанна Кронштадского: «Душевное спокойствие и сладость, чувствуемые нами по временам в храме Божием, при стройном пении и внятном чтении чтеца и священнослужителей, есть задаток нам той бесконечной сладости, которую будут ощущать в себе вечно созерцающие неизреченную доброту Лица Божия. Надо ревновать о стройном пении и внятном чтении. Называя в молитве по именам святых Божиих, мы тем подвизаем их в молитву за нас» («Моя жизнь во Христе», т. II). Всенощное бдение, так ярмо выделяющее нашу Православную Церковь на тусклом фоне инославных вероисповеданий и так дивно соединяющее нас с первыми веками христианства, раскрывает перед нами все торжество, всю духовную красоту и величие празднуемого события. А между тем во время всенощных бдений храмы пустуют, во время чтения Шестопсалмия молящиеся (и певчие) выходят из храма или ведут праздные разговоры, сидят на стульях.

В Часослове же читаем: «И начинаем Шестопсалмие, со всяким молчанием и умилением слушающе», а в Служебнике находим: «Глаголем Шестопсалмие со всяким вниманием и страхом Божиим, яко Самому собеседующе Христу Богу нашему невидимо, и моляще о гресех наших».

Поэтому сидеть во время чтения Шестопсалмия никому не дозволяется, кроме больных и престарелых. Шестопсалмие, по слову Типикона, настолько покаянно-умилительно, что во время его чтения гасится свет и большая часть свечей, дабы со вниманием слушать читаемое. Что же делать для преуспеяния духовного в отношении общественной молитвы? Как достичь духовного оздоровления паствы?

Прежде всего священники должны довести до сознания своей паствы пагубность всех этих нездоровых явлений и непрестанно внушать пасомым, что неполное проведение устава есть только снисхождение к немощи, а сознательное небрежение им есть грех. Об этом нужно проводить беседы и всячески искоренять тлетворное влияние светского мира на жизнь Церкви. Нужно затронуть сердце верующих так, чтобы паства ощутила заботу Церкви о душе каждого. Тлетворные влияния, в общих чертах указанные нами, не найдут отклика в душе верующего, если посещающий храм Божий приобщится к жизни Церкви, сознавая, что духовные устремления его, исполненные веры и усердия, умиления и покаяния, питаются благодатью Духа Святого, пребывающего в Церкви Христовой.

1970 г. Священник Валерий Лукианов