VI Вселенский собор

Шестой Вселенский собор

Монофизитство, осужденное Церковью на IV Вселенском соборе в Халкидоне в 451 году, продолжало, однако, существовать, имея многочисленных последователей, в VI и VII веках. В последнем веке ересь монофизитов порождает свойственную ей ересь монофелитов, состоявшую в утверждении, что во Христе одна воля и одно действие Божеское; человеческая же воля и человеческое действие отрицались монофелитами в Богочеловеке. Такое утверждение со стороны монофизитов об одной природе – Божественной – во Христе и отрицание в Нем природы человеческой неизбежно приводило к признанию во Христе одной лишь воли Божественной с отвержением существования у Него и воли человеческой. Современник VI Вселенского собора папа Агафон прямо свидетельствует: «Те, кои сливают таинство святого воплощения, уже тем самым, что исповедуют святое естество (монофизитство) во Христе, составившееся из Божеского и человеческого, стремятся признать в Нем, как едином, единую волю и единое личное действие».

Кроме монофизитов, к монофелитству склонились и те из православных, кои, основываясь на учении Церкви о единстве лица Богочеловека и забывая учение же Церкви о двойстве природы во Христе, приходили к такому заключению: «Господь наш Иисус Христос и по воплощении пребывает в двух совершенных естествах неслитно и нераздельно в одном лице и одной ипостаси; особенности того и другого естества стеклись в одно лицо, в одну ипостась; поэтому мы исповедуем Христа в новом образе без телесных хотений и человеческих помыслов, исповедуем в Нем одно ипостасное хотение и действие». Но такое утверждение и было монофелитской ересью, а не православным учением, которое признает во Христе две природы, Божескую и человеческую, как природы полные и всецелые, следовательно, с волями Божественной и человеческой.

Монофелитство своим широким распространением обязано императору Ираклию. Видя, что миллионы его подданных исповедуют монофизитство и потому находятся во вражде с православными, император, желавший упрочить единство империи на единении религиозном, хотел примирить православных и монофизитов. Достигнуть этого он думал чрез монофелитское учение, которое, несомненно, должно было явиться приемлемым, как ему казалось, и для монофизитов – учивших об одной природе Божественной во Христе, и для православных – потому именно, что дорогая православию истина о двойстве природ во Христе, по-видимому, не устранялась монофелитским учением.

Находясь по военным делам с 622 года в Армении и Колхиде, гнезде монофизитства, император вел беседы с видными представителями этого еретического учения о том, не присоединятся ли монофизиты к Православной Церкви под условием провозглашения последней сродного монофизитству учения об одной воле и одном действии во Христе. Представители монофизитства, из коих император особенно близко сошелся с митрополитом Колхидским Киром, по-видимому, обнадежили Ираклия, одобрили его план. Император обратился с запросом к Константинопольскому патриарху Сергию, без сомнения еще ранее посвященному императором в его намерения, Сергий отвечал Ираклию, что учение об одной воле и одном действии во Христе более согласно с Преданием Церкви, чем учение о двух волях и двух действиях.

Унию, или объединение монофизитов с православными на почве признания теми и другими монофелитского учения, решено было начать с Египта, где в то время на 300 тысяч православных приходилось 5–6 миллионов монофизитов. Главным деятелем здесь, при осуществлении целей императора, был Кир, возведенный теперь, конечно, стараниями Ираклия и Сергия из митрополитов Колхиды в патриархи Александрии. Под надзором Ираклия и Сергия[1], Кир, как человек ловкий, повел дело очень умело. В Александрии к унии примкнули тысячи монофизитов: клирики, сановники и военачальники города вместе с народом в знак своего присоединения к Церкви приняли причастие из рук патриарха Кира. За Александрией почти весь Египет, Фиваида и Ливия «подали руку примирения православным». «Таким образом, – писал Кир Сергию, – составился праздник, как написано, «праздник во учащающих до рог олтаревых» (Пс.117:27), а если сказать правдивее, то не до рог олтаревых, но до самых облаков и за облаками до небесных чинов, радующихся о мире церквей и обращающихся к нему».

Но эта «радость» воссоединения монофизитов с Православной Церковью достигалась ужасной ценою – ценою измены православию. В исповедании веры, изданном Киром в Египте для привлечения монофизитов к православию, прямо провозглашалось монофизитское учение, продолжавшее собою монофизитскую ересь. «Один и тот же Христос и Сын произволил, что прилично Богу и человеку, одним богомужным действием». Православные поняли это и назвали унию «водяною» как непрочную затею монофелитов. Стремление привить сознанию православных христиан учение об одной воле и об одном действии во Христе вызвало в Церкви, по словам патриарха Сергия, сильные «прения» и «любопрения». Чтобы прекратить эти споры, опасные для унии, патриарх Сергий писал Киру Александрийскому, что «не должно никому позволять проповедовать об одном или двух действиях во Христе Боге». Подобный совет Сергий давал и императору Ираклию. В целях усиления монофелитов Сергий вступил в сношения с папой Гонорием: Сергий представлял папе действия Кира в Египте делом необходимости, жаловался на поднимающих споры о волях во Христе и прямо высказывал, что учение об одной воле и одном действии во Христе предпочтительнее учения о двух волях и двух действиях в Нем. Гонорий, не бывший искусным богословом, запутался в еретических сетях, расставленных ему Сергием. В ответном послании Сергию папа соглашается, что не должно мудрствовать о вопросе, еще не разъясненном соборами, и признает монофелитство за истинное учение: «Мы исповедуем, – говорил он, – в Господе Иисусе одну волю».

Однако, несмотря на то, что монофелитство все более и более усиливалось, волнения, порожденные им, не только не угасали, а еще сильнее разгорались, грозя разрушить с таким трудом и искусством налаженную было унию. Чтобы утишить волнения, император Ираклий в 638 году издал известный под именем «изложения» (эктесис) указ: «Мы совершенно не позволяем, чтобы кто-нибудь утверждал и учил об одном или двух действиях вочеловечившегося Господа. Ибо хотя выражение «одно действие» употребляется некоторыми отцами, однако для слуха некоторых лиц оно чуждо и беспокоит их; таковым кажется, что оно употребляется для того, чтобы подорвать учение о двух природах во Христе, которые соединены в Нем ипостасно. Что же касается до выражения «два действия», оно соблазняет многих, ни у кого из отцов не встречается, оно ведет к допущению учения о двух – одна другой противодействующих – волях во Христе, как будто бы Слово Божие, имея в виду наше спасение, хотело претерпеть страдание за нас, а Его человечество противодействовало этому Его намерению; но это нечестиво и чуждо христианскому учению; сам нечестивый Несторий, хотя и вводил в учение о Христе учение о двух сынах, но не дерзал утверждать двух воль в Нем. Мы должны признавать одну волю Господа нашего Иисуса Христа, истинного Бога; ни в какое время Его плоть не противодействовала Слову Божию, ипостасно соединенному с нею».

Но этот указ Ираклия вместо примирения давал повод к новым раздорам: призывая к прекращению споров об одной и двух волях во Христе, указ в то же время признавал учение об одной воле как истинное. Поэтому все царствование Ираклия наполнено было распрями между монофелитами и православными, не хотевшими исполнять беззаконную волю императора.

Преемник Ираклия Констанс II тоже думал утишить церковную бурю изданием указа, известного под наименованием «образца» (типоса). «Так как мы привыкли, – гласил указ, – употреблять всякое старание о том, что служит благосостоянию нашего христианского государства, и в особенности о том, что касается непреложного христианского учения, то мы, узнав, что наш народ пришел в великое движение, что одни в вочеловечившемся Боге признают одну волю, другие две воли, объявляем: пусть никто с настоящего времени не позволяет себе вступать в споры с другими об одной воле и об одном действии и двух волях и двух действиях; никто не должен возбранять и обвинять ни тех, кои признают одну волю и одно действие, ни тех, кои признают две воли и два действия. Кто настоящие повеления преступит, тот прежде всего будет подлежать суду страшного Бога; но он также не избегнет наказаний, определенных для презрителей императорских законов. Если презрителем будет клирик или епископ, таковой будет отставлен от должности; если монах – отлучен от Церкви и изгнан из монастыря; если гражданский чиновник и офицер – будут лишены своего достоинства; если частный человек из привилегированного сословия – будет наказан отнятием имущества; если же из низших сословий, то после телесного наказания, будет сослан в вечную ссылку». Много бедствий причинил указ православным членам Церкви, за исповедание правой веры поплатившимся даже жизнью.

При подобных обстоятельствах, столь благоприятствующих развитию монофелитства, последнее пустило глубокие корни на Востоке. В Церкви Константинопольской, руководительнице всех других церквей Востока, видим, начиная с Сергия, целый ряд других патриархов монофелитов: Пирра, Павла, Петра. Так, по свидетельству современника, «иерархи сделались ересиархами и вместо мира возвещали народу распрю, сеяли на церковной ниве вместо пшеницы плевелы; вино (истина) смешалось с водою (монофелитской ересью), и поили ближнего мутной смесью; волк принимался за ягненка, ягненок за волка, ложь считалась истиною и истина ложью; нечестие пожирало благочестие. Перепутались все дела Церкви».

В эту тяжкую годину для Православной Церкви Господь воздвиг в ней святых мужей, пылавших ревностью по истине и громко, несмотря на прещения и мучения, вопиявших в защиту поруганной правды, – то были св. Софроний, патриарх Иерусалимский, св. Максим Исповедник и св. папа Мартин.

Св. Софроний первый выступил на защиту православия в борьбе с монофелитством. Он начал ее, еще будучи простым палестинским монахом. Св. Софроний находился в Египте в то самое время, когда Кир, патриарх Александрийский, обнародовал вышеупомянутую грамоту единения, где открыто провозглашалось монофелитское лжеучение. В св. Софронии Кир встретил ревностного противника своим начинаниям. Он явился к Киру и пал пред ним на колени, умоляя не возвещать в церкви учения об одном действии во Христе. Напрасно Кир убеждал св. Софрония стать на сторону монофелитов, доказывая ему, главным образом, что при вопросе о спасении тысяч верующих не должно спорить из-за выражений. Св. Софроний остался непреклонным и, видя, что Кир твердо стоит на своем решении, отправился в Константинополь, рассчитывая в патриархе Сергии найти союзника в борьбе с Киром, и, конечно, ошибся в своих расчетах.

За свою ревность по вере св. Софроний был избран на патриаршую кафедру Иерусалима (ок. 634 г.). Окружное послание, которое, по обычаю, св. Софроний разослал другим патриархам с извещением о своем вступлении на кафедру, он начал с указания на опасность, грозящую Церкви от монофелитства: «Отцы! Отцы всеблаженнейшие! Вижу поднявшуюся волну и за волною следующую опасность». Это обширное послание, направленное против монофелитов, написано в духе кротости, обличающей без указания лиц, и с замечательною силою и ясностью излагает православное учение о двух волях и двух действиях во Христе: «Называя Христа состоящим из Божества и человечества, мы проповедуем, что Он и Бог и человек, состоит из двух естеств и двойствен по отношению к естествам, и естественно совершает то, что свойственно тому и другому существу, в силу присущего тому и другому существенного качества и естественной особенности. Как Бог, совершал Он Божественное, как человек – человеческое». Захват Иерусалима магометанами нарушил связь Иерусалимской церкви с Востоком и лишил св. Софрония возможности действовать в защиту православной истины.

В таких обстоятельствах св. Софроний решил призвать к борьбе с монофелитством Рим. Он поручил исполнить это Дорийскому епископу Стефану. Отправляя его со столь важным поручением для Церкви в Рим, св. Софроний привел его на Голгофу и здесь, на месте крестных страданий Христа Спасителя, заповедал Стефану следующее: «Помни, что ты дашь ответ Распятому на этом самом месте, когда Он придет во славе судить живых и мертвых, если вознерадишь и пренебрежешь опасностию, в которой находится Его святая вера. Соверши то, чего я не могу сделать сам по причине нашествия сарацин, обойди в случае нужды всю вселенную, потщись преодолеть все препятствия, чтобы достигнуть Рима; открой там пред мужами благочестивыми по сущей правде все, что делается в наших странах, и не переставай умолять, пока они не восстанут на поражение врагов веры и совершенно не отвергнут нововведенного учения». Стефан отправился в Рим, где призывал римский собор к защите попираемой монофелитством истины. Св. Софроний почил около 640 года.

Великий подвиг служения православию со смертью св. Софрония, сосредоточился на Востоке в руках св. Максима Исповедника, претерпевшего мучение за исповедание двух воль во Христе Иисусе. Св. Максим занимал при дворе Ираклия высокопочетную должность государственного секретаря; император очень ценил таланты и познания св. Максима. Приняв постриг, св. Максим стал впоследствии игуменом одного из Константинопольских монастырей; с появлением монофелитства, св. Максим покинул Константинополь, где царь и патриарх покровительствовали лжеучению. Он жил в Африке, в Риме, отдавая всего себя борьбе с монофелитством. Особенно замечательна деятельность св. Максима на защиту православия в Африке; здесь, по словам его жизнеописателя, «он утверждал в вере (самих епископов), наставлял и вразумлял, потому что хотя они превышали его саном, но мудростию были гораздо ниже его». Здесь же в Африке произошло в 645 году знаменитое публичное прение св. Максима с Пирром, бывшим патриархом Константинопольским, защитником монофелитства. Св. Максим одержал решительную и блистательную победу над монофелитством в лице Пирра, что сильно содействовало утверждению православия в Африке.

Св. Максим подвизался за истину не один – одновременно и частью даже совместно с ним действовал св. папа Мартин. Будучи ранее папским поверенным в Константинополе, св. Мартин на месте зарождения монофелитства ознакомился подробно с сущностью ереси и с действиями монофелитов. Неудивительно, что, сделавшись папой, он явился деятельным борцом с ересью. В 648 году св. Мартин в Латеране, в Риме, созывает многочисленный Собор, издавший 20 правил против монофелитов, утвердивший учение о двух волях и двух действиях во Христе, осудивший патриархов-монофелитов Константинопольских, начиная с Сергия, и два императорских указа: «Изложение» и «Образец». В это время в Рим прибыл Олимпий, новый экзарх Равеннский, управлявший Италией от имени восточного императора. Олимпий имел приказание императора побудить всех к принятию «Образца», папу же, в случае сопротивления, велено было арестовать. Но Олимпий, сам поднявший в Италии возмущение на императора, конечно, не исполнил поручения последнего.

В 653 году вступил в Рим с множеством войска новый экзарх Феодор Каллиопа. Св. Мартин был болен и, предчувствуя недобрый конец, укрылся в константинопольском храме Спасителя. Узнав от клириков, встретивших экзарха при вступлении в город, что последний болен, Каллиопа объявил о своем желании наутро в воскресенье приветствовать папу. Множество христиан собралось к воскресному богослужению в храм, где находился болящий папа. Каллиопа, рассчитывавший силой захватить папу, побоялся народа и потому отложил свое посещение под предлогом усталости с дороги. В понедельник Каллиопа с многочисленным войском вступил в храм, предварительно обыскав его и убедившись, что в нем нет оружия и камней, собранных папой, как было донесли экзарху. «Гром оружия раздался на месте молитвы». Каллиопа объявил папе приказ императора, по которому св. Мартин должен быть арестован и отправлен в Константинополь, и кафедра его становилась праздной.

Из храма св. Мартина перевели во дворец под стражу. Этот перевод папы в заключение совершался при громких безбоязненных возгласах клириков: «Анафема тому, кто думает, что папа изменил или намерен изменить вере; анафема тому, кто не пребудет в правой вере, даже если за это пришлось бы принять смерть». Смятение было столь сильно, что Каллиопа для его усмирения оказался вынужденным объявить, что на Востоке содержится та же самая вера, как и в Риме. Многие из клириков, привязанные любовию к св. Мартину, восклицали: «С ним мы пойдем, с ним мы умрем», выражая этим желание повсюду сопровождать папу. Каллиопа сначала обещал, что с папой будет дозволено отправиться каждому желающему. А затем тайно вывез св. Мартина из Рима и посадил на корабль, на котором больной папа и с ним находилось всего лишь несколько служителей находились все время «путешествия» в ужасных условиях. К тому же путешествие до Константинополя было крайне продолжительно.

Целый год он прожил на острове Наксосе, и за все это время, да и то в виде особенной милости, ему дозволили только три раза совершить омовение. Римские клирики, приезжавшие к папе сюда и привозившие необходимое для страдальца, бесстыдно и бесчестно отгонялись стражей, которая себе забирала приносимое св. Мартину.

В сентябре 654 года папа был привезен в Константинополь. С насмешками и оскорблениями он был переправлен в городскую тюрьму, где находился в самых тяжелых условий 93 дня. Для излечения его болезни требовались частые омовения, а ему в первые 47 дней не давали даже и холодной воды, не говоря уже о теплой. На 93-й день св. Мартина потребовали на суд, куда и принесли его, ввиду крайней телесной слабости, на носилках. Однако судьи потребовали, чтобы он давал показания стоя, и открыли допрос вопросом: «Жалкий человек, какое зло тебе сделал император?» Папа молчал. Тогда приведены были лжесвидетели, несправедливо обвинявшие неповинного папу в участии в заговоре экзарха Олимпия против императора. Когда св. Мартин, не желая губить души лжесвидетелей, которых намеревались привести к присяге, начал свое объяснение словами: «В то время как составлен был «Образец» и послан от императора в Рим ...», судьи прервали его: «Ничего не говори о вере, мы сами христиане и православные». На это папа заявил: «Делайте со мной, что хотите, и чем скорее, тем лучше; знает Бог, что не можете более облагодетельствовать меня, как если отсечете мою голову мечом».

О происходившем на суде было доложено императору, который повелел совлечь со св. Мартина первосвященнические одежды и предать его казни. С папы публично сняли принадлежности первосвященнического достоинства и при этом разодрали ему даже нижнюю одежду, так что он оказался полуобнаженным; затем на шею ему надели железные кандалы и в таком виде в предшествии воина с обнаженным мечом его провели по улицам Константинополя в тюрьму. Здесь от сильной стужи св. Мартин едва не умер. Господь не судил ему скончаться от мечного посечения. В дни суда над св. Мартином патриарх Константинопольский Пирр лежал на смертном одре; император Констанс пришел его навестить и передал, что папу решено казнить. Умирающий Пирр просил даровать жизнь св. Мартину, хотя для последнего смерть, по его собственному сознанию, была несравненно желанней.

После 85-и дней пребывания во второй тюрьме папу отправили в ссылку в Херсонес в Крыму, куда он прибыл в мае месяце. Здесь, среди варваров, св. Мартин терпел ужасную нужду, не имея даже хлеба. К этим физическим страданиям присоединялись душевные, вследствие удаленности от друзей и родственников из Рима, очевидно, опасавшимися сношений с ссыльным папой из рабского страха перед императором. «Я удивлялся и удивляюсь, – пишет папа в одном письме своим друзьям в Константинополь, – безучастию моих друзей и родственников: они совершенно забыли о моем несчастии; кажется, не хотят даже знать, существую я еще на свете или нет. Хотя Церковь Римская и не имеет денег, но она богата, по благости Божией, хлебом, вином и всем, нужным для жизни». «Я надеюсь, – писал папа в другом письме, – на милосердие Божие, что жизненный путь мой скоро достигнет цели, от Бога предназначенной». Надежда св. Мартина исполнилась: в сентябре 655 года он почил о Господе.

С папой Мартином взят был в Риме и св. Максим Исповедник, подвергшийся, как и св. Мартин, страданиям за веру. Как только корабль, на котором находился св. Максим, вошел (в сентябре 654г.) в Константинопольскую пристань, тотчас явился отряд воинов с оружием: с грубыми издевательствами повлекли воины св. Максима, босого и полуодетого, в мрачную темницу. Отсюда его не раз вызывали на суд, но судьи, несмотря на все свои хитросплетенные ухищрения, не могли склонить к монофелитству св. Максима. «Делайте со мной, что хотите, – заявил он. – Кто, как я почитает Бога, тот не боится обид и неправды от людей». Тогда решено было достигнуть хотя бы видимого соглашения монофелитов со св. Максимом. Ему предложено было подписать следующее исповедание веры, которое вместе с монофелитским учением содержало в себе и учение православное: «Исповедуем во Христе две воли и два действия по причине различия естеств, и одну волю и одно действие по причине соединения их». Св. Максим отверг это исповедание, за что и был сослан в глубь Фракии.

Отсюда через некоторое время, его снова приводят в Константинополь и помещают в одном монастыре. На другой день к нему являются патриции Епифаний и Троил и епископ Феодосии. Троил заявил св. Максиму, что они пришли к нему для передачи воли императора. «Скажи нам прежде, исполнишь ли ты волю императора или нет?» – спросил Троил. Св. Максим обещал под клятвой исполнить все, что «государь повелит касательно дел мира сего». Тогда патриций Епифаний сказал: «Вот что государь приказал объявить тебе так как весь Запад и на Востоке те, которые увлечены в соблазн, взирая на тебя, производят смуты и смятения и не хотят в делах веры иметь с нами общения, то да вразумит тебя Господь принять изданный нами «Образец» и вступить с нами в общение. Тогда мы лично пойдем тебе навстречу, открыто пред всеми будем приветствовать тебя, подадим тебе нашу руку, с честью и славой введем тебя в великую церковь (Софийскую), поставим на нашем императорском месте, вместе выслушаем литургию и приобщимся Тела и Крови Христовой, потом провозгласим тебя нашим отцом, и будет радость не только в этом городе, но и во всем христианском мире. Ибо мы твердо уверены, что когда ты вступишь в общение с нами, то присоединятся к нам все, которые ради тебя и под твоим руководством отпали от общения». Св. Максим отвечал: «Поистине все силы небесные не убедят меня сделать то, что вы предлагаете, ибо какой ответ дам, я не говорю, Богу, но моей совести, если из пустой славы и мнения людского отвергну спасительную веру?» После этого ответа патриции в ярости бросили мужественного исповедника на пол, терзали его руками, топтали ногами и оплевали всего. Остановленные епископом Феодосией, патриции перешли к ругательствам и злословию св. Максима, хвалясь при этом своим православием. Так ничем кончились их переговоры со св. Максимом, который опять был отправлен в прежнюю ссылку.

Долго томился исповедник в заключении. Но этого было мало для ненасытной злобы мучителей: св. Максим был снова препровожден в Константинополь и доставлен в преторию: здесь его били воловьими жилами, отрезали ему до корня язык, отсекли правую руку и изувеченного провели по всем кварталам Константинополя. После этого св. Максим был сослан в Колхиду, где и окончил свою страдальческую жизнь.

В продолжение почти полувека происходила в Церкви борьба монофелитства с православием, но единения церковного не достигалось; по отзыву современника, «все дела Церкви перепутались». Оставалось для умиротворения Церкви, покинув несвойственный ей путь насилия и мучительства от светской власти, обратиться к самой Церкви, что и сделал преемник Констанса император Константин Погонат, решивший призвать «глаза Церкви – иереев, к рассмотрению истины».

Мысль о необходимости созвания Вселенского собора для решения вопроса о монофелитстве созрела у императора Константина Погоната, главным образом, под влиянием патриарха Константинопольского Феодора. Старанием императора Собор открылся в 680 году. Среди отцов Собора наиболее видными по занимаемому ими положению в Церкви, или представительству на Соборе были: Георгий, патриарх Константинопольский, Макарий, патриарх Антиохийский, пресвитер Петр, представитель патриарха Александрийского, и пресвитер Феодор, представитель патриарха Иерусалимского. Император, по обычаю, обратился и к папе Римскому Домну с требованием прислать на предстоящий Собор представителей папского престола. «Просим, – писал император, – прислать благопотребных и способных мужей, имеющих познание во всяком богодухновенном писании и обладающих безупречным знанием догматов, мужей, которые бы принесли с собой нужные книги». Послание императора не застало Домна в живых: его получил преемник последнего папа Агафон. Отправляя своих представителей на Собор, папа писал в Константинополь, что он не может прислать, как желал того император, людей ученых, так как по обстоятельствам времени наука не могла процветать в Риме[2]. В своих представителях, коими были пресвитеры Феодор и Георгий и диакон Иоанн, папа отмечает главным образом глубокую веру. Всех епископов и их заместителей, присутствовавших на Соборе, к концу его, насчитывалось до 153[3]; на первых заседаниях и десяти последующих присутствовал сам император с 13 сановниками – патрициями и консулами. Собор продолжался почти год[4].

Деятельность Собора сосредоточивалась, в сущности, на двух главных вопросах: 1) на тщательном исследовании лжеучения монофелитов и 2) на изложении православного учения, направленного против ереси монофелитской.

Заседания открылись заявлением легатов папы: «Около 46 лет тому назад бывшие в различное время предстоятелями сего царствующего града Сергий, Павел, Пирр и Петр, также Кир, бывший некогда предстоятелем александрийским, и Феодор, бывший епископ города Фаран, и некоторые другие, последовавшие им, ввели некоторые новые выражения, противные Православной вере, и произвели смуты во Вселенской Церкви, исповедуя и уча, что в домостроительстве воплощения Единого от Святой Троицы Господа нашего Иисуса Христа одна воля, одно действие. И много раз верноподданный вам наш апостольский престол отвергал это учение, потом умолял и доселе нисколько не успел отвратить их от такого злославного мнения. Потому мы просим боговенчанное ваше могущество пусть представители святейшей Константинопольской Церкви скажут, откуда явилось это нововведение?»

Ответ легатам папы император поручил Макарию, патриарху Антиохийскому, который выступает на Соборе как горячий приверженец монофелитства; Макарию, по крайней мере, в начале Собора, бесспорно сочувствует патриарх Константинопольский Георгий. Исполняя повеление императора, Макарий отвечал легатам папы не только от своего лица, но и от лица Церквей Антиохийской и Константинопольской: «Мы не делали никаких нововведений в учении, но как приняли от Вселенских соборов и святых уважаемых отцов, также от предстоятелей сего святого города Сергия, Павла, Пирра и Петра, также от Гонория, бывшего папы древнего Рима, и Кира, бывшего папы Александрийского, т.е. – о воле и действии, так и уверовали, веруем и проповедуем и готовы отстаивать это».

Император потребовал от Макария доказательства истинности разделяемого Макарием монофелитского учения «из святых Вселенских соборов и святых уважаемых отцов». Поэтому на Соборе начато было чтение деяний III и IV Вселенских соборов, решавших вопрос о двух естествах в лице Богочеловека. Когда пресвитер Стефан, ученик патриарха Макария, стал читать из деяний Ефесского собора увещевательное слово св. Кирилла Александрийского к императору Феодосию и дошел до слов: «Непоколебимое утверждение нашего царства есть Сам Господь наш Иисус Христос; чрез Него цари властвуют и сильные творят правду, – ибо Его воля всемогуща...», то Макарий, выделяя последнее выражение, воскликнул: «Вот, государь, я доказал, что во Христе одна воля». Собор через папских легатов и некоторых епископов отверг такое неправильное истолкование выражения св. Кирилла: «Макарий преувеличенно и неубедительно полагает на основании прочитанного сейчас текста, что в двух естествах Иисуса Христа, в Божестве и человечестве, одна воля. Св. Кирилл написал эти слова, имея в виду лишь Божественное естество Христа, которое у Него общее с Отцом и Святым Духом, а потому всемогущее. Говоря о божественном естестве Иисуса Христа, Кирилл назвал и волю, принадлежащую этому естеству, всемогущею. Здесь нет речи о том, одна или две воли во Христе». Затем беспрепятственно дочитаны были деяния Ефесского собора, и этим закончилось первое заседание.

На втором заседании, происходившим, как и первое, в присутствии императора, были читаны деяния IV Вселенского собора, причем снова возникли прения между отцами Собора и Макарием. Когда среди деяний Халкидонского собора читалось послание папы Льва Великого, легаты папы остановили внимание отцов на следующих словах послания: «То и другое естество во взаимном общении обнаруживают действия, свойственные их природе. Слово действует так, как свойственно Слову, плоть так, как свойственно плоти; одно из них блистает чудесами, другое подвергается уничижениям». «Святой IV Собор, – заметили легаты по поводу приведенных слов послания, – внес это послание как утверждение православия и осуждение всякой ереси. Что благоволят сказать на это почтеннейший Макарий и единомысленные с ним боголюбезные мужи? – Я, – отвечал Макарий, не скрывая своего еретичества, – не исповедую этих двух действий и не думаю, чтобы св. Лев в этих словах говорил о двух действиях. – Ты полагаешь, – задал вопрос император, – что он исповедывал одно действие? – Я не говорю о числе, – возразил Макарий, – последуя св. Дионисию, называю Его (т.е. Христа) действие богомужным. – Как же ты понимаешь богомужное действие? – допытывался император. Я не считаю нужным отвечать», – уклонился от разъяснения Макарий.

На следующем заседании читаны были деяния V Вселенского собора. Здесь отцами Собора была установлена подложность документов, которыми как документами первостепенной важности, монофелиты пользовались в качестве доказательства правоты своего учения. Такими документами, заключавшими в себе монофелитские мысли, были: послание патриарха Константинопольского Мины к папе Вигилию: «Слово Мины к Вигилию о том, что во Христе одна воля» и две статьи папы Вигилия, адресованные императору Юстиниану и его супруге Феодоре. В этих статьях, между прочим, говорилось: «Анафематствуем и Феодора, бывшего епископа Мопсуестского, как всегда чуждого Церкви за то, что он не исповедует, что воплотившийся Бог Слово, т.е. Христос имеет одно естество, одно лицо и одно действие».

Подложность послания патриарха Мины была раскрыта отцами Собора на следующих основаниях: 1) патриарх Мина умер за шесть лет до V Вселенского собора, во дни которого Константинопольским патриархом был Евтихий; 2) послание Мины помещалось на первых трех листах соборных «Деяний», а эти листы по почерку не были похожи на остальные листы рукописи и притом на них отсутствовала нумерация, которая начинается с четвертого листа, коим и полагалось начало подлинным актам V Вселенского собора; отсюда вполне справедливо заключение, что первые, не нумерованные и отличные по почерку три листа внесены в «Деяния» позднее, а неодновременно с перепиской подлинных актов; 3) в библиотеке патриарха Константинопольского находился реестр посланий Мины, в котором не значилось послания Мины к Вигилию. Подобное же замечено было отцами Собора и по отношению к посланиям папы Вигилия Юстиниану и Феодоре. Статьи Вигилия находились в 7-м деянии V Вселенского собора, представлявшем собой особый том с особым счетом страниц. 15-й лист этого тома был вырван, как открыл осмотр, и заменен новым со статьей Вигилия; лист этот не имел и должной нумерации. Каким же путем произошел подлог?

Отцы Собора путем тщательного исследования открыли ту печальную истину, что подложная вставка обязана своим происхождением Макарию, патриарху Антиохийскому. Член Собора, епископ Селевкийский, заявил, что ранее им был получен от одного военачальника Филиппа экземпляр «Деяний» V Вселенского собора, в котором оказались поддельные статьи папы Вигилия. Из объяснений этому поводу епископ узнал, что полученный им от Филиппа экземпляр «Деяний» находился в руках пресвитера Стефана, ученика Макария. В почерке же, которым были сделаны подделки, епископ узнал хорошо известный ему почерк монаха Георгия, тоже ученика Макария. В подтверждение своего заявления епископ представил Собору и самый экземпляр «Деяний» с подделками.

Указанный епископом Селевкийским монах Георгий был призван нa Собор. Здесь по требованию отцов он открыл, что поддельные вставки принадлежат, насколько ему, Георгию, известно, Макарию и Стефану: когда между Константинопольским патриархом Феодором и Макарием возник спор о волях во Христе, то Макарий начал переписку статей Вигилия, будто бы найденных им в патриаршей библиотеке; эти статьи Макарий и Стефан и вставляли потом во все списки V Вселенского собора, если только копия им попадала в руки. Из их рук, между прочим, вышел и экземпляр «Деяний», через военачальника Филиппа перешедший к помянутому Селевкийскому епископу. Вместе с этим Георгий признался, что и сам он по приказанию патриарха Макария занимался подделкой статей Вигилия. Один клирик показал еще, что помянутые подлоги были сделаны и в одном латинском экземпляре «Деяний» V Вселенского собора. После этих показаний, уничтожающих всякое сомнение в виновности патриарха Макария с учениками, Собор провозгласил анафему на подделывателей «Деяний» и на самые подделки.

Закончившееся чтение «Деяний» III и IV Вселенских соборов выяснило, что в этих «Деяниях», как и следовало того ожидать, нет учения об одной воле и одном действии в Лице Господа нашего Иисуса Христа. Когда на это было указано патриарху Макарию и его единомышленникам, защищавшим монофелитскую ересь, то последние попросили у императора и Собора отсрочки для представления свидетельств из писаний святых отцов, будто бы развивающих монофелитское учение. Император дал отсрочку до следующего заседания. В то же время Константинопольский патриарх Георгий и члены подчиненного ему Синода просили императора ознакомить Собор с теми посланиями, которые были адресованы Собору «как от самого папы, так и от его Собора». Император дал обещание исполнить и эту просьбу в следующем четвертом заседании. Это заседание, действительно, всецело было посвящено чтению послания папы Агафона и еще одного послания от Римского собора, состоявшего из 125 подчиненных папе епископов.

Послание папы Агафона представляет собой замечательнейшее богословское произведение VII века. Оно с особенной силой и ясностью развивает православное учение о двух волях и двух действиях во Христе; поэтому оно оказало преимущественное влияние на отцов VI Вселенского собора при составлении ими православного исповедания веры относительно спорного вопроса о двух волях и двух действиях во Христе Иисусе. В «Деяниях» Собора прямо говорится, что отцы это послание папы Агафона приняли «с распростертыми объятиями» как «объяснившее тайну богословия». Послание было написано на латинском языке; поэтому для отцов Собора, не знакомых с этим языком, оно было переведено на греческий секретарем и советником императора Диогеном. Главные мысли этого выдающегося по своему значению творения в следующем.

За вступлением о поводах, побудивших папу составить послание и о причинах, вызвавших замедление в прибытии на Собор делегатов, папа после краткого изложения учения о Святой и Нераздельной Троице переходит к предмету, составляющему главное содержание послания – к учению о Боге Слове. «Следуя евангельскому Преданию, – пишет папа, – мы утверждаем в едином и том же Господе Спасителе нашем Иисусе Христе все двоякое, то есть исповедуем в Нем два естества, Божеское и человеческое; исповедуем также, что каждое из Его естеств имеет естественные свойства: Божеское имеет все божеские свойства, человеческое – все человеческие, кроме греха. Исповедуя два естества, два естественных хотения и два естественных действия в едином Господе нашем Иисусе Христе, мы не учим, что они противны и враждебны друг другу, не учим, что они разделены как бы на два лица или ипостаси, а говорим, что один и тот же Господь наш Иисус Христос имеет в Себе как два естества, так и два естественных хотения и действия, то есть Божеское и человеческое, что Божеское хотение и действие Он имеет от вечности общения с единосущным Ему Отцом, человеческое же принято от нас вместе с нашим естеством во времени.

Дабы смысл этого истинного исповедания открылся умам вашего благочестия из богодухновенного учения Ветхого и Нового заветов, Сам же Господь в Своих святых Евангелиях открывает в Себе то человеческие, то божественные свойства, то те и другие вместе, и тем научает верных своих веровать, что Он есть истинный Бог и истинный человек».

Приведя затем слова Спасителя: «Отче, аще возможно есть, да мимо идет от Меня чаша сия», папа сопровождает их следующим толкованием из послания св. Амвросия к Грациану: «Воля, которую Он назвал Своею, есть моя, потому что Он восприял скорбь мою, как человек, и говорит, как человек, и потому сказал: «Не яко же Аз хощу, но якоже Ты». Та скорбь, которую Он принял моим способным к страданию естеством, есть моя скорбь».

Далее папа приводит свидетельства из творений св. Афанасия Великого, блаж. Августина, св. Амвросия Медиоланского, св. Григория Богослова. Из этих свидетельств видно, что, по учению помянутых отцов, каждое из естеств во Христе имеет свое собственное, свойственное ему хотение, или божеское, или человеческое. И по причине ипостасного соединения естеств и то, и другое хотение должно быть признаваемо принадлежащим одному и тому же Господу нашему Иисусу Христу. Для вящего подтверждения этой истины папа буквально приводит определение Халкидонского собора, а за ним и свидетельство из V Вселенского собора. Свидетельства этих Вселенских соборов, говоря строго, утверждали лишь ту истину, что в соединении естеств в Христе Иисусе не уничтожалось их различие. Но, основываясь на этой истине, папа рассуждает таким образом: «Если никоим образом не уничтожилось различие естеств Господа «нашего Иисуса Христа, то необходимо, чтобы мы сохраняли это различие во всех свойствах. Ибо тот, кто учил никоим образом не уничтожать различия, тем самым показал, что различие это должно сохранять во всех отношениях. Но если еретики и их последователи признают одно хотение и одно действие, то какое же в них может быть признано различие? Когда утверждают, что в Нем одна воля, то утверждающие это должны признать ее или божескою, или человеческою, или составленною из той и другой, смешанной и слитной, или же признать, что Христос имеет одно хотение и одно действие, как проистекающие из одного составного естества? Во всяком случае здесь уничтожается естественное различие, которое после чудного соединения святые Соборы утвердили и повелели нам сохранять».

За сим следуют новые свидетельства из писаний святых Григория Богослова, Григория Нисского, Иоанна Златоуста, Кирилла Александрийского, Илария, Афанасия Великого, Дионисия Ареопагита, Амвросия, папы Льва Великого.

Обращаясь к разысканию источника, из которого берет начало лжеучение монофелитов, папа находит такой источник в сочинениях еретиков: Аполлинария[5], Севера[6], Нестория[7], Феодосия Александрийского[8].

Переходя к ближайшему времени, папа пишет: «Посмотрим, по каким образцам составилось содержание нового учения и на чей авторитет оно опирается. Кир Александрийский в седьмой главе своих определений говорит: «Один и тот же Христос и один Сын совершает, по свидетельству св. Дионисия, одним богомужным действием и божественные, и человеческие действия». Феодор, бывший епископ Фаранский, в послании к Сергию, епископу Арсинойскому, говорит: «Так как Спаситель есть един и тот же, то и действие у Него, как целого, есть единое». Сергий Константинопольский в послании к Киру Александрийскому говорит: «Вы сказали, что один и тот же Христос совершает божеские и человеческие действия одним действием и изложили это благочестиво». В «Изложении» своем и в других сочинениях он также утверждает, что Господь наш Иисус Христос имеет одно хотение и всякое божественное и вместе человеческое действие. Пирр в догматической книге и в подписи «Изложения» исповедует одно хотение во Христе. Павел, преемник Пирра, в послании к папе Феодору (предшественнику Агафона) исповедует, что Христос имеет одно хотение; преемник его Петр в послании к папе Виталиану исповедует, что он признает и одно и два хотения, и одно и два действия в домостроительстве воплощения».

«Кто же, – восклицает папа по поводу этого еретичества константинопольских патриархов, – не повергнется в печаль и не будет с трепетом взирать на такие угрожающие человеческой жизни сети и с внутренним воплем не обратится к источнику милосердия Богу с молитвой об избавлении от ков врага, всюду уготованных для совращения человеческого ума, при виде того, как люди, почитающие себя достойными славы за свои великие познания, впали в сети еретического заблуждения и притом являются непостоянными и колеблющимися в самом заблуждении (колебаниями разумеется то, что некоторые из лжеучителей выражались и так, и иначе, то одну волю исповедуют то две, то одно действие, то два). Итак, пусть ваше от Бога поставленное величество внимательно рассмотрит оком внутреннего рассуждения, кому из этих учителей должен следовать христианский народ, которого из них учение принять, когда они всех и друг друга взаимно предают осуждению».

Послание папа заключает такими словами: «Мы уверены, что не осталось ничего темного и двусмысленного, что могло бы препятствовать вразумлению тех, которые последовали изобретателям нового учения. Ибо и поставлена пред очами сладость духовного разумения, какой дышат речения отцов, и выставляется на вид отвратительный смрад еретический, заслуживающий презрения всех верных. Так как изобретатели нового учения оказались последователями еретиков, а не святых отцов, то и это поставлено на вид. Так как по внушению Божию пред очами вашего благочестия воссияла истина и обнаружилась ложь, то остается, чтобы благочестивыми милостями вашего боговенчанного милосердия не была лишена света своего истина, получив победный венец; а новое заблуждение, его изобретатели и последователи – подверглись бы достойному своей гордыни наказанию.

Итак, если предстоятель Константинопольской Церкви согласится вместе с нами содержать и проповедовать сие неповрежденное апостольское правило веры, то великий будет мир для любящих имя Божие. Если же (от чего да сохранит Бог) он лучше захочет охранять недавно введенную другими новизну, то пусть подумает, какой удовлетворительный ответ даст он за такое пренебрежение на божественном суде Христа. Я умоляю, благочестивейший и милосерднейший Август, и вместе с моею малостью умоляет всякая христианская душа, чтобы вы даровали безнаказанное слово и свободное право всякому желающему говорить и защищать свою веру, дабы все единодушно во все продолжение своей жизни прославляли за такое неизреченное благо ваше императорское величество и единодушно изливали непрестанные мольбы Христу Господу о целости и возвеличении вашей мужественнейшей власти. Верховная благодать да сохранит власть благочестивейших государей и преклонит пред ним выи всех народов».

За этим посланием папы Агафона было прочитано приложенное к нему послание Собора епископов в Риме, в сущности, повторявшее послание Римского первосвященника.

Вслед за этим чтением посланий из Рима император напомнил Макарию Антиохийскому, чтобы последний, согласно обещанию, представил Собору свидетельства святых отцов о единой воле в лице Господа Иисуса Христа. Макарий и его единомышленники к следующему заседанию Собора представили два свитка под заглавием: «Свидетельства святых отцов, учащие об одной воле Господа нашего Иисуса Христа, которая есть также воля Отца и Св. Духа». Два заседания посвящены были выслушиванию этих двух свитков. На третьем заседании отцы Собора знакомились с третьим представленным Макарием свитком «Дальнейшие свидетельства о воле». Когда чтение было окончено, Макарию Антиохийскому предложили сказать еще что-либо в добавление. Но Макарий ответил: «Мы считаем, государь, достаточными уже представленные нами свидетельства святых и уважаемых отцов и не желаем представлять ничего другого».

Тогда легаты папы выступили с опровержением доказательств Макария Антиохийского и его сторонников. Легаты начали с такого заявления: «Боголюбезный Макарий и сторонники его: Стефан, ученик Макария, Петр, епископ Никомидийский, и Соломон, епископ Кланейский, нисколько не доказали одного хотения и одного действия в домостроительстве Господа нашего Иисуса Христа. Но они исказили и самые эти свидетельства, представленные вашему благочестию и святому Собору. Они выдали за свидетельства об одном хотении в домостроительстве воплощения Господа нашего Иисуса Христа те, которые относятся к учению об одной воле Троицы, а те свидетельства, которые идут к делу и относятся действительно к домостроительству воплощения Господа нашего Иисуса Христа, они исказили в смысле и выражениях. Посему мы просим ваше благочестивейшее мужество, чтобы были принесены из почтенной патриархии сего царствующего града подлинные тексты представленных ими отеческих свидетельств и сличены со свитками, которые представлены ими, и мы покажем, какое в этих текстах сделано ими искажение. Имея же с собою свиток, содержащий многочисленные свидетельства святых и уважаемых отцов, ясно показывающие, что в домостроительстве Господа нашего Иисуса Христа два естественные хотения и два естественные действия, неслиянно и нераздельно, (имея) также и еретические свидетельства, говорящие об одном хотении и одном действии и благоприятствующие учению Макария, боголюбезного архиепископа Антиохийского, и находящихся с ним, об одном хотении и одном действии, мы просим, чтобы все это прочтено было пред вашим благочестием».

На следующем заседании легаты и представили свидетельства (из писаний отцов Церкви), «которые яснее света показывают два естественных хотения и два естественных действия в домостроительстве спасения Господа нашего Иисуса Христа». После оглашения на Соборе этих свидетельств легаты папы заявили: «Мы нашли бы и могли бы представить много и других свидетельств; но чтобы не утомить ваш богонаставляемый слух, мы почитаем достаточным для доказательства истины и приведенных свидетельств». «Просим, – обратились затем легаты к императору, – богоутвержденное мужество ваше, спросить Георгия, архиепископа Константинопольского, и подчиненный ему Собор, также и Макария, архиепископа Антиохийского, и подчиненных ему епископов, согласны ли они с содержанием двух прочитанных посланий, т.е. с содержанием послания святейшего Агафона, папы апостольского престола древнего Рима, и с содержанием послания подчиненного ему Собора?»

В ответ на это Георгий и Макарий с единомышленниками просили о выдаче копий с посланий, чтобы сличить находящиеся в них свидетельства святых и уважаемых отцов с книгами патриархии (Константинопольской), обещаясь в то же время дать ответ в следующем заседании. Георгий, патриарх Константинопольский, на вопрос отцов Собора об отношении его к посланию папы Агафона и Собора его епископов, отвечал таким образом: «Видя всю силу посланий, присланных как от святейшего Агафона, так и от его Собора и справившись с книгами святых и уважаемых отцов в досточтимой патриархии, я нашел все свидетельства, находящиеся в упомянутых посланиях, согласными и ни в чем не разнящимися от книг святых и уважаемых отцов, посему соглашаюсь с этими посланиями, так исповедую и верую». Подобное же заявление было сделано и со стороны епископов, подчиненных патриарху Георгию.

Но когда спросили патриарха Макария об его исповедании относительно хотений и действий во Христе, то Макарий, не обинуясь, заявил: «Я говорю, что не два хотения или два действия в домостроительстве воплощения Господа нашего Иисуса Христа, но одно хотение и одно богомужное действие». Собор потребовал, чтобы Макарий свое еретическое учение подтвердил доказательствами. Макарий сослался на свой свиток, поданный ранее императору. Собор повелел прочесть этот довольно обширный свиток, заключавший в себе «исповедание» еретичествующего патриарха. Сущность этого исповедания видна из содержания находящейся под ним подписи: «Макарий, милостию Божией епископ Феопольский (Феополь синоним слову Антиохия), диктовавший всю вышеприведенную основу православия согласно изложению пяти Святых и Вселенских соборов и поименно упомянутых мною святых уважаемых отцов, изъяснявших по мере сил своих, что в Господе нашем Иисусе Христе Боге нашем одно хотение и что Он являл нам свое богомужное действие, убежденный внутренне и исповедавший, что нечестиво говорить, будто в одном и том же Христе Боге нашем два хотения». Когда прочтено было «исповедание», то император и Собор предложили: «Пусть боголюбезнейший Макарий объяснит, исповедует ли он два естественных хотения и два естественных действия в домостроительстве воплощения Христа Бога нашего». – «Я не скажу, – отвечал Макарий, – что два естественных хотения или два естественных действия в домостроительстве воплощения Господа нашего Иисуса Христа, хоть бы меня разрубили на мелкие части и бросили в море».

Собор приступил к тщательной проверке свидетельств, заключающихся в представленных Макарием Собору сочинениях, при этом открылось, что свидетельства из писаний отцов Макарий в целях хотя бы и недобросовестной защиты своего ересеучения приводил или в неполном, или искаженном виде. Для сохранения полного беспристрастия при суждении о еретичестве патриарха Макария Собором были рассмотрены и другие его сочинения, которые также оказались исполненными лжеучения. Поэтому сочинения были осуждены. Во все время обсуждения сочинений патриарха Макария и содержащихся в них еретических мнений отцы Собора неоднократно обращались к нему с увещаниями исповедывать во Христе два естественных хотения и действия, но патриарх Макарий, по выражению «Деяний» Собора, «шею натянул, как железный нерв, лицо сделал медным, уши заградил от слушания, сердце сделал упорным в непослушании закону». Видя такое упорство еретичествующего патриарха, Собор сначала лишил его омофора, а потом произвел такое осуждение:

«Божественное правило отнюдь не дозволяет сидеть на учительском престоле Макарию, состарившемуся в догматах нечестия и не только наполнившему подпольным извращением весь христолюбивый народ и подделавший свидетельства святых и славных отцов, но и возмутившему посредством своих писем и посланных людей всех от востока солнца до запада и справедливо и законно лишенному святительского облачения».

Низложенный патриарх предан был анафеме, причем отцы Собора положили просить императора об изгнании его из Константинополя. На место Макария на патриарший престол Антиохии избран был Феофан, который затем в качестве патриарха Антиохийского принимал участие в дальнейших деяниях Собора.

В лице патриарха Макария отцами Собора был осужден главный защитник и опора монофелитской ереси. Но к концу соборной деятельности отцам пришлось иметь дело и с менее видными сторонниками ереси, которые добровольно приходили на Собор для защиты своего лжеучения. Из этих прений отцов Собора с отдельными монофелитами стоит упомянуть прение с монахом Полихронием.

В конце одного из последних заседаний епископ Прусиадский Дометий доложил Собору, что какой-то монах-пресвитер Полихроний, разделяющий еретические воззрения патриарха Макария, с успехом рассевает семена пагубной ереси среди простых малосведущих в вопросах веры людей. «Не угодно ли вашей святости, – предложил епископ, – чтобы Полихроний прибыл к вам и дал показание относительно своей веры». Собор определил отложить рассмотрение дела Полихрония до следующего заседания. Когда спросили, как он исповедует таинство воплощения Сына Божия, то получили такой странный ответ: «Я дам исповедание своей веры на гробе мертвеца с призыванием Сына Божия, чтобы Он воскресил его; если же мертвец не встанет, то вот Собор и император, – пусть будет со мною, что им угодно».

Собор выразил желание знать, какое именно исповедание веры намерен Полихроний положить на мертвеца, чтобы воскресить последнего. Полихроний на это ответил: «Я положу мое исповедание поверх мертвеца, и тогда вы прочтете». Но Собор потребовал, чтобы хартия, содержавшая исповедание веры Полихрония, была распечатана и прочтена, а потом уже положена на мертвеца. В хартии оказалось написанным следующее: «Я, Полихроний, приветствую и поклоняюсь кротчайшему и боговенчанному императору Константинy, так как бы я был в его присутствии. И видел я множество мужей в белых одеждах и в середине мужа, о доблести которого я не могу рассказать, который говорил мне: «Поспешай, скажи императору Константину, чтобы он не выдумывал новой веры и не принимал». И когда я шел из Ираклии в Хризополь и остановился под палящим солнцем, видел я мужа страшного и очень блистающего. Он стал против меня, говоря: «Кто не исповедует одной воли и богомужнего действия, тот не христианин». Я сказал: «Это определил и премудрый император Константин – одну волю и богомужное действие». Он сказал: «Очень хорошо и богоугодно».

Когда хартия была прочтена, отцы Собора предложили Полихронию два вопроса: им ли написана эта хартия и ее ли именно желает Полихроний положить на мертвеца, чтобы его воскресить? И на тот и на другой вопросы Полихроний отвечал в утвердительном смысле. Собор разрешил после этого Полихронию исполнить его намерение. И вот на большой площади города, недалеко от дворца, в присутствии Собора, сановников и множества народа Полихроний положил на одного мертвеца, которого несли в могилу, свою хартию. Несколько часов лежала хартия на мертвеце, но последний не обнаруживал никаких признаков жизни, так что в конце концов Полихроний принужден был сознаться: «Я не могу воскресить мертвеца». Народ поднял крик: «Анафема новому Симону, анафема Полихронию, обольстителю народа».

Когда волнение утихло, отцы Собора и сановники снова собрались в зале заседания. Все предполагали, что неудача, постигшая Полихрония, расположит его к раскаянию. В надежде на последнее Полихронию снова повторили вопрос: исповедует ли он две естественные воли и два естественных действия в домостроительстве воплощения Сына Божия? К удивлению всех, от упрямого еретика послышался прежний ответ: «Как говорится в хартии, которую я подал и положил на мертвеца, так я верую в одну волю и богомужное действие и другого ничего не говорю». – «Кто написал хартию, которую ты подал?» – снова спросил Собор. «Я собственною рукою», – опять подтвердил Полихроний.

Видя упорство нераскаянного еретика, Собор постановил о нем следующее: «После того как пресвитер и монах Полихроний дожил в своем зломыслии до старости, а ныне, несмотря на наши увещевания относительно того, как он мудрствует о вочеловечении Господа нашего Иисуса Христа, дерзнул искушать Святого Духа и составил эту богохульную хартию, не устыдился сказать, что, положив эту хартию на мертвеца, он воскресит ею из мертвых, мы уже предали его в душе анафеме, о которой говорит св. апостол Павел. Но для удостоверения христолюбивых народов, из которых очень многих обольщали в прежнее время и он, и его единомышленники, мы дозволили, чтобы совершилась всенародно его несбыточная затея и безумное и дерзкое предположение. И вот, после того как принесен был мертвец, в присутствии нашем и славнейших сановников, и множества христолюбивого народа он положил на мертвеца свое нечестивое сочинение, как предполагал, и очень долгое время, сколько хотел, стоял у этого мертвеца и нашептывал про себя, что думал, пока не сказал, что он ничего не может сделать, – постановляем, чтобы он, как соблазнитель и обольститель народа и явный еретик, лишен был всякого священного чина и священнослужения. Еретику Полихронию и мудрствующим заодно с ним анафема. Макарию, Стефану и Полихронию анафема; Троица низложила сих трех».

В личных беседах с еретиками-монофелитами и разбором их сочинений Собор опроверг все доводы, которыми монофелиты хотели защитить свое лжеучение. Теперь, после обличения монофелитской ереси, отцы Собора провозглашают истину православия по столь долго волновавшему Церковь вопросу о соединении во Христе Иисусе двух естеств, Божеского и человеческого.

Указав на повод, которым оно вызвано, определение веры VI Вселенского собора утверждает затем авторитет предшествовавших Вселенских соборов и приводит символы веры соборов Никейского и Константинопольского. «Конечно, – говорит вслед за этим вероопределение VI Вселенского собора, – для совершенного познания и утверждения Православной веры достаточно сего благочестивого и православного символа божественной благодати. Но как искони не бездействовал изобретатель зла, нашедший себе помощника во змие и чрез него привнесший в человеческую природу смертоносный яд, так и ныне, найдя пригодные для собственного своего желания органы, а именно: Феодора, бывшего епископа Фаранского, Сергия, Пирра, Павла и Петра, бывших предстоятелей сего царствующего града, и еще Гонория, бывшего папу древнего мира, Кира, епископствовавшего в Александрии, Макария, бывшего в недавнее время предстоятелем Антиохии, и Стефана, ученика сего последнего, он не замедлил возбудить чрез них соблазн заблуждения, в новых словах посеяв в православном народе ересь одной воли и одного действия в двух естествах единого от Святой Троицы Христа, истинного Бога нашего, – старающуюся посредством какой-то коварной выдумки уничтожить полноту вочеловечения того же Самого единого Господа Иисуса Христа Бога нашего, бесславно вводящую в Нем плоть без воли и деятельности, одушевленную духовно». Основываясь далее главным образом на послании папы Агафона, а также на вероопределении V Вселенского собора, окружном послании Софрония, патриарха Иерусалимского, и послании папы Льва Великого, VI Вселенский собор так выражает православное учение о волях и действиях во Христе:

«Проповедуем, согласно учению святых отцов, что в Нем (Христе) два естественных хотения или воли нераздельно, неизменно, неразлучно, неслитно, и две естественные воли не противоположные, как говорили нечестивые еретики, да не будет, но человеческая Его воля уступает, не противоречит или противоборствует, а подчиняется Его божественной и всемогущей воле. Утверждаем, что в одном и том же Господе нашем Иисусе Христе, истинном Боге нашем, два естественных действия нераздельно, неизменно, неразлучно, неслитно. Мы признаем две естественные воли и действия (во Христе), согласно сочетавшиеся между собой для спасения рода человеческого».

Провозглашение и утверждение этого соборного вероопределения совершилось 16 сентября 681 года, на торжестве присутствовал и император Константин. Когда император предложил отцам Собора: «Пусть святой и Вселенский собор скажет, по согласию ли всех епископов провозглашено вероопределение», то в ответ послышались единодушные восклицания отцов: «Все так веруем, все так думаем, все мы подписали по согласию и сочувствию, все веруем православно! Проповедовавшим, проповедующим и имеющим проповедовать одну волю и одно действие в воплотившемся Христе Боге, анафема!»

Император обратился к отцам Собора с приветственной речью, выражая, между прочим, свою уверенность, что вероопределение Собора соответствует истине. «Мы не избегнем, – говорил император, – с вами суда на страшном судилище Божием, когда Он будет судить живых и мертвых, если вы знаете, что есть какой-нибудь пропуск в вероизложении или если что-нибудь в нем недоговорено».

Собор ответил императору речью, в которой выказывалась радость по поводу ниспровержения ереси и утверждения православной истины: «Рим-старец простер тебе (императору) богоначертанное исповедание, хартия превратила в отношении догматов вечер в день, чернила издавали свет, чрез (папу) Агафона говорил Петр (апостол) и вместе с царствующим Вседержителем постановлял ты самодержец – ты богопоставленный. Симоны (еретики), заметные по перью (т.е. по оперению) отступления, упали с высоты полета, и памятником сего служит низложение, и вера встает, и согласие народов восстановляется в собственную красоту. «Воздвижеся солнце, и луна ста в чине своем» (Авв.3:11). Воздвижеся солнце к свету – это значит: ваш ум поднялся к солнцу правды, чисто узрел чистейшего и принес нам оттуда умиротворение. И луна ста в чине своем – это значит Церковь и невеста Христова одевается в свое благолепие и украшается благочестием и, вполне восстановив чистоту православия, блистает миру прочным спокойствием».

Копии с деяний Собора, по его определению, были доставлены патриарху Римскому, Константинопольскому, Александрийскому, Антиохийскому и Иерусалимскому. Римскому папе, кроме того, от Собора было препровождено особое послание, в котором Восток с радостью известил Западную Церковь о торжестве веры. «Где произведшие соблазн сокрушенной ереси?» спрашивает, между прочим, послание. И отвечает: «Сняты покровы с лиц, обличены подделки обольстителей. Волк (Макарий) снял с себя кожу и торжественно выступает нагим волком. Истина торжествует, ложь ниспровергнута. Сеятель плевельных догматов отлучен. Пшеница, христолюбивый народ, собрана в одну житницу Церкви Христовой. Свет православия взошел, тьма скрылась из глаз. Кончилось время траура, печаль превратилась в веселие, скорбь в радость. Посему и мы, сорадуясь церквам Божиим, принявшим благодать мира, взываем по-апостольски: «Радуйтеся, радуйтеся, и паки реку, – радуйтеся» (Флп.4:4).

Император Константин прилагал все усилия к тому, чтобы вероопределение VI Вселенского собора распространилось и утвердилось в империи. Сохранился указ его, который был прибит в притворе Софийской церкви в Константинополе для обнародования. Указ этот содержит в себе историю Собора и его постановлений и оканчивается таким определением: «Кто любит Бога и желает будущего спасения, тот пусть держится этой православной веры. Если же кто не окажет ревностной любви к Богу и презрит настоящее наше благочестивое объявление, тот, если он епископ или клирик, или одет в монашеское одеяние, подвергается извержению; если же состоит в чине должностных людей, будет наказан конфискацией имущества и лишением пояса (знак воинского достоинства); если же находится в состоянии частного человека, будет осужден на изгнание из столицы и вообще из всякого города и сверх всего этого не избежит наказания от страшного и праведного суда».

О том глубоком, благоговейном уважении, коим пользовались «Деяния» VI Вселенского собора на Востоке, можно судить по следующему событию из царствования преемника Константина Погоната – Юстиниана II.

Подлинный экземпляр актов VI Вселенского собора попал каким-то образом в руки каких-то сенаторов. Об этом узнал император. Находя, что столь великая драгоценность, как подлинные акты Соборов, должны храниться в царских руках, император созвал Собор из патриархов, апокрисиария (уполномоченного) Римского папы, из митрополитов и епископов – вообще всех высших духовных лиц, находившихся в Константинополе; приглашены были также на Собор сенат, представители народа, почетная императорская стража и военачальники различных областей. В этом торжественном собрании «Деяния» Собора были взяты у сенаторов и прочтены, а после этого запечатаны и переданы в руки императора во избежании порчи или подмены. При этом император говорил: «Эти бумаги мы всегда будем сохранять неприкосновенными и неизменными, доколе положено Богом пребывать в нас нашему духу».

К деятельности VI Вселенского собора самым тесным образом примыкает деятельность Трулльского собора. Определения его Восточной Церковью почитаются наравне с определениями Вселенских соборов. Собор этот носит название пято-шестого потому, что в нем были составлены правила относительно положения Церкви и христианской жизни, каковых правил не было составлено на V и VI Вселенских соборах, и поэтому они являются дополнением к их догматической деятельности. Собор был в 691 или 692 гг., в царствование императора Юстиниана II. Заседания его происходили в императорском дворце в Константинополе – в зале, носившей имя Труллы, – отсюда и второе наименование Собора.

Председательствовал на Соборе патриарх Константинопольский Павел, присутствовали патриархи Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский; представителем Римского папы был митрополит Гортинский (о. Крит) Василий, имевший полномочие от всей Римской Церкви. Всех отцов, скрепивших «Деяния» Собора подписями, было 213.

В «Приветственном слове» императору отцы Собора так выясняют причины его созвания: «Народ, раздираемый и истощаемый страданиями, происходящими от бесчиния, мало-помалу отторгся от божественного стада, блуждает в неведении и забвении успехов в добродетели, говоря по-апостольски: а «Завета... и Духа благодати оскорбляют» (Евр.10:29); в зрелую пшеницу истины замешались кое-какие остатки языческой и иудейской незрелости». Поэтому Собор должен был «обсудить все средства к обращению народа на путь спасения», чтобы, «по подобию пастыря Христа, разыскать заблудшую овцу по горам, возвратить в дом Его и убедить сохранять заповеди и божественные повеления». Чтобы «отвратить народ от худого и порочного поведения и обратить к лучшей жизни», Собор составил целый ряд правил (числом 102), упорядочивающих, 1) отправление богослужения, 2) жизнь клира, 3) монахов и 4) мирян.

Правила Трулльского собора не признаются Западной Церковью, потому что некоторые определения направлены против обычаев и учения Римской Церкви. Например, Собор принимает в руководство Церкви 85 ап. правил, а Западная Церковь принимала только 50; 13-е правило обличает римское учение об обязательном безбрачии священников; 55-е правило осуждает посты в субботу, введенные Римской Церковью; 82-е правило запрещает употреблять в храмах изображение Христа в виде агнца, распространенное на Западе.

Примечания:

[1] Сергий отправил Киру послание с таким рассуждением, развивавшим монофелитское учение: «Следовать учению о двух волях – значило бы предположить во Христе две противоположные одна другой воли – волю Бога Слова, желающего совершить спасительное страдание, и волю естества человеческого, противящегося воле Божественной. И, таким образом, вводить двух желающих, противоположных один другому, что нечестиво. Невозможно, чтобы в одном лице находились вместе две противоположные одна другой воли. Учение святых отцов ясно внушает, что одушевленная плоть Господа никогда не делала своего естественного движения сама по себе и по собственному стремлению, вопреки мановению соединенного с нею Бога Слова, но делала движение, когда, какое и сколько хотел Сам Бог Слово. Говоря яснее: как наше тело управляется разумной душой, так и во Христе человеческая Его природа руководилась всегда и во всем Божеством Слова, была богодвижима».

[2] «Можно ли у людей, – спрашивает папа, – живущих среди народа (бедного) и трудами рук своих с большими усилиями снискивающих себе насущный хлеб, искать полного знания писаний? Мы сохраняем законно составленные определения святых наших предшественников и св. соборов, – сохраняем в простоте сердца и без всякой двусмысленности. Что же касается светского красноречия, то не думаем, чтобы в наше время можно было найти кого-либо, могущего похвалиться высокими познаниями, потому что в наших странах постоянно свирепствует восстание различных народов, которые то борются между собою, то бегут вроде и грабят. Мирского красноречия нет у людей неученых».

[3] Здесь следует заметить, что при определении числа членов Собора принято считать сверх бывших самолично в Константинополе еще 125 епископов, подписавшихся под соборным посланием в Константинополь папы Агафона и занимавших кафедры вблизи Римской Церкви.

[4] Заседания в 680 году происходили: 7, 10, 13, 15 ноября, 7 декабря; в 681 году: 12–13 февраля, 7, 8, 18, 20, 22, 28 марта, 5 и 26 апреля, 9 августа, 11 и 16 сентября.

[5] Папа приводит следующие слова Аполлинария: «Единый Христос возбуждался к деятельности только божественною волей, вследствие чего мы и признаем одно в Нем действие, проистекающее и в чудесах, и в страданиях из одного Его составного естества. Ибо Он есть и исповедуется воплотившимся Богом».

[6] Север, между прочим, говорил: «Поелику один есть Действующий, то одно и действие Его и одно деятельное движение».

[7] В сочинении Нестория «Превосходное наставление» находилось такое место: «Мы сохраняем естества не слитными, соединенными только волею, а нее по естеству, и, действительно, мы видим, что по равенству достоинства они обнаружили одно хотение, действие и господство».

[8] Феодосий Александрийский в книге к Феодоре Августе пишет: «Осталось признать, что у того и другого естества действие одно – обожествленное; одна и та же есть у одного Господа нашего Иисуса Христа свойственная Богу премудрость, всеведение и знание и по божеству, и по человечеству, потому что мы признаем одно достойное Бога действие».

Источник: Семь Вселенских Соборов. По руководству Четих-Миней Св. Димитрия Ростовского. / Сост.: Аверкий (Таушев). – М. СПб. 1996. 143 с.